«« Перейти в раздел "Пресса"

В прошлом году я впервые побывала на «Декаде Донского театра» в Новочеркасске (см. «СБ, 10» № 8-88). Напомню, что каждый раз этот областной фестиваль проводится в разных городах Ростовской области, чтобы зрители могли посмотреть спектакли городов-соседей. Нынче столицей «Декады» стала столица края – Ростов-на-Дону, а основной площадкой и организационным центром – Ростовский академический молодежный театр, живущий в старинном театральном здании, построенном сто лет назад армянскими купцами Нахичевани. (Раньше – город, затем – район Ростова.) Просвещенные театралы, они не поскупились, понимая, что роскошь для театра – способ существования. Здание недавно отремонтировано и само по себе – произведение искусства. Здесь такая акустика, что не только каждый вздох на сцене слышен в каждой точке зала, но и наоборот – каждый смешок на балконе доносится и до партера, и до артистов...

Эх, жаль, не прижилось красивое название молодежного театра, придуманное его бывшим худруком Владимиром Чигишевым, – Театр на Свободе – театр стоит именно что на площади Свободы. А может быть, просто свобода вышла какой-то не такой сладкой? Да и Чигишев уже два года как в Казанском ТЮЗе.

Впрочем – о фестивальной программе.

По традиции, на суд жюри, состоящего из ростовских критиков и журналистов, к которым от СТД РФ примкнула и я, театры области представляют по одному спектаклю, лучшему на их собственный взгляд. Сразу скажу несколько слов о постановках для детей и опере «Риголетто» единственного в области Музыкального театра, не имеющего конкурентов, просто потому, что их нет. Ростовский Верди доставил истинное наслаждение. «Страстной бульвар, 10» писал об этой постановке в обзоре «Золотой Маски» (№ 8-98). Добавлю лишь, что мне режиссура Юрия Лаптева и сценография Вячеслава Окунева не показались такими уж традиционными. В пышной итальянской красоте и общей культуре спектакля (внятность рассказанной истории, четкие оппозиции героев, красивые голоса, красивые костюмы, выполненные в гамме художников эпохи Возрождения, величественная и удачно обжитая актерами колоннада, слаженность хора и балета) – во всем этом великолепии традиционной оперной условности я лично не увидела попытки реставрации – есть в постановке небольшой крен, говорящий о современной рефлексии и легкой иронии относительно времени действия и времени написания оперы. Некоторые моменты вызвали особенное удовольствие: например, то, как меняется не только поведение, но и осанка, походка шута Риголетто – заслуженного артиста РФ Петра Макарова дома, когда он, освобождаясь от социальной роли, снимает камзол, а с ним вместе и горб, имеющий форму колпака с бубенчиками! Ну и, конечно, настоящим открытием для меня стала Ирина Крикунова, пленившая не только дивным голосом, но и необычной, математически выверенной трактовкой роли Джильды, в ее исполнении совсем не голубой героини, а девушки простой и сильной, обладающей чувством собственного достоинства и трезво идущей на жертву во имя – куда деваться? – настоящей чистой любви. Расчет, органика и драматическая заразительность – редкое сочетание.

Напротив, «Терем-Теремок» Ростовского театра кукол им. В.Былкова в постановке Андрея Крата огорчил. Невыразительностью некоторых кукол, фальшью интонаций некоторых актеров, играющих в живом плане, суматохой, невнятицей, нарушением логики и ритма, возникших при встраивании сказки С.Маршака в историю псевдодеревенских девок и парней, которые вот сейчас, на глазах у зрителей, поиграют в «Теремок». А главное – пестротой, от которой рябило в глазах. Актеры в русских народных костюмах «играли» цветастыми же куклами. В этой неразберихе терялись, сводились на нет замечательные находки (которые были!) и актерские усилия. Впрочем, малыши смотрели сказку с интересом, хоть и без бешеного восторга, а главное – без включения в историю, без душевных затрат.

«Дорога к дому» ростовского драматурга Н.Шаввы, поставленная Еленой Ивановой в театре «Дебют» (это независимый проект) тоже играется в живом плане, две актрисы – сама Елена Иванова, талантливая кукольница от Бога, и Раиса Пащенко – актриса Молодежного театра, прирожденная клоунесса, умеющая вызывать смех и жалость одним своим появлением, создали историю забавную и горькую. Встретились на перроне две опоздавшие на поезд женщины, похоже – обе бездомные скиталицы, может, беженки, может артистки… Одна начала другую утешать. И придумала целый уютный кукольный мир, в котором одинокое, но симпатичное чучело превратилось в гостеприимный дом для бесприютных зверушек. Раскинула руки Раиса Пащенко, расправилось ее широченное пальто со множеством карманчиков – вот и живая ширма. Актрисам удалось выстроить общение своих героинь, которое не прекращается в процессе кукольной истории, но не мешают ее развитию. Удалось полюбить своих немудрящих куколок, которые ожили в их руках и заговорили их голосами. А главное – удалось так вовлечь разновозрастный зал, что дети забыли про свои мобилы, мамы про правила поведения, а критики – про несовершенства драматургического материала. И все были счастливы, потому что Дом построить можно, если в сердце живет добро.

Ну а теперь о драме.

Открыл фестиваль Таганрогский драматический театр им. А.П.Чехова постановкой «Царство зверя? Павел Первый» Д.Мережковского в сценической редакции и режиссуре Георгия Кавтарадзе. Откровенно социальный, даже политический, спектакль, созданный жесткой профессиональной рукой, захватил зрителей, несмотря на сложность исторического материала и спорность его интерпретации. Театр, закончивший свой 180-й сезон, обладает бесспорной культурой. Сплоченная труппа мастеров и талантливых молодых актеров – это собрание ярких индивидуальностей, незабываемых лиц. Даже окарикатуренные режиссером заговорщики, в финале превращенные в безликую толпу, были сыграны глубже, чем просто групповой портрет перерожденцев, потерявших благородство и превратившихся из дворян в дворню, чернь. (Какова, например, вечно хмельная и скептическая княгиня Щербатова – заслуженная артистка РФ Ирина Гриценко!) Режиссер изменил композицию текста, начав спектакль сразу же с высшей точки напряжения. Павел – заслуженный артист РФ Сергей Гердт выходит на сцену, уже зная о надвигающейся опасности. Хриплый голос, короткая стрижка, нервный тик, мгновенная смена эмоций. Желчный и сентиментальный, доверчивый и мнительный, издевающийся и играющий, одновременно готовый бороться и принести себя в жертву – следить за этим Павлом очень интересно. Особенно за его взаимоотношениями с графом Паленом – заслуженным артистом РФ Павлом Бондаренко. Пален – хитрый царедворец, интриган, умеющий манипулировать людьми. Дородный, основательный, осанистый – сама простота и доверительность, абсолютная уравновешенность, поистине Ванька-встанька, проникновенный удав. Хороши и другие актеры: зло взнервленный Константин – А.Воскресенский, безвольный, несколько аффектированный, даже истеричный Александр – М.Кушников, его супруга Елизавета – О.Билинская – прямодушно ненавидящая зверства военной бюрократии, не умеющая хитрить, но невольно превращающая любимого человека в пешку… (В прошлом году О.Билинская так зажигательно сыграла комическую роль, что трудно было ожидать от нее такого органичного и глубокого драматизма. А вот однако же!) Преданный без лести и подлости граф Кутайсов – А.Черенков, почти Савельич при пусть венценосном, но Петруше Гриневе – почти эпизод, но какая точность! Ужас нарастает – не от того, что мешки с песком на переднем плане, а музыка звучит все более зловеще. От того, что нельзя не только никому доверять, но и ни во что верить – все оборачивается своей противоположностью. Свергнутый тиран или помазанник Божий? Русский Гамлет или психопат? Князья или швондеры? Всякий, кто посягает на Божественную власть, становится толпой, теряет индивидуальность, готовит будущий бунт, который сметет порядок и уничтожит Отечество, ради которого все и свершается. В финале подвешенные над сценой мундиры взмывают ввысь – все равны в смерти. Наши мелкие и не мелкие злодейства будут свидетельствовать против нас. Мысли ясные и актуальные. И все же художественный язык Кавтарадзе выглядит устаревшим. Не потому, что режиссер плох – время открытого политического высказывания ушло. Держит же спектакль благодаря актерскому ансамблю.

Шахтинский драматический театр показал «Супершоу в захолустье» – камерную постановку пьесы Николая Коляды «Старая зайчиха», которая не успела появиться, как уже была всеми обругана и тут же в нескольких театрах поставлена. Если бы я не видела читку этой пьесы в исполнении артистов «Коляда-театра», точно нашедших тон саркастической обыденности изображаемого абсурда, я тоже бы считала, что пьесу интересно сыграть невозможно – уж очень она вторична даже по отношению к драматургии самого Коляды, написана словно двадцать лет назад. Но – и в этом причина ее нарастающей популярности – на двух актеров, которым есть, что играть (тут и колоритные характеры немолодых актеров, и неожиданные повороты отношений, и комедия, и мелодрама, и лирика воспоминаний, и абсурдность нашей убогой жизни, и прорывающаяся, может быть, помимо воли автора, вера в оправданность служения театру). Играть-то есть что, но не у всех получается, потому что все в куче. В Шахтинском театре режиссер Алексей Сергеев «устранился», полагаясь на актеров – прежде всего, на замечательную Елену Крахотину, бенефисом которой постановка фактически и стала. У актрисы есть и темперамент, и ирония, и умение наделить свою героиню характерными деталями, и горький опыт, и свежесть чувств. Нет только умения выбрать жанр и тон. Михаил в исполнении Николая Панасенко и вовсе получился субъектом унылым и малосимпатичным. Чтобы человек пошел на такую авантюру – вызвал бывшую жену в далекий северный город якобы изобразить негритянскую певицу под фанеру, он должен обладать и фантазией, пусть диковатой, и склонностью к розыгрышам, и деньгами наконец. Его что-то в жизни должно было так стукнуть, чтоб он вдруг вспомнил о забытой любви и пошел ва-банк… Увы. Спектакль игрался на подборе (пусть ободранная провинциальная гостиница, но должно же быть художественное решение), постоянно буксовал темпоритм, а довершили тоску нескончаемые финалы.

Не стала удачей, на мой взгляд, и постановка «Вассы Железновой» М.Горького в Ростовском академическом театре драмы им. М.Горького. Главный режиссер театра, народный артист РФ Николай Сорокин начал ставить почти сериальную мелодраму, впрочем, хорошего уровня, из жизни современной бизнес-леди, но ушел в идеологический диспут между русской Вассой и ужасной Рашелью. Жаль. В спектакле есть воздух и есть амбивалентность. В сценографии В.Садового – сочетание мрачности и простора: дубовые панели и ажурные белые двери веранды, диагональ тяжелых колонн, три равнозначные точки – романтическая модель корабля на письменном столе Вассы, мрачная дверка сейфа и икона. Когда поворотный круг приходит в движение, кажется, что с другой стороны откроется широкий вид на Волгу – а там всего лишь столовая с накрытым столом. И в этом обмане – характеристика дома. То же в костюмах (художник Н.Пальшкова) – современная стильность и исторические детали, характеристика противоречивости персонажа. Например, красавица Васса – заслуженная артистка РФ Н.Гординская появляется в строгом деловом костюме, но ослепительно белого цвета. Кстати, первое появление Рашели – Ю.Борисовой, одетой очень похоже на Вассу, задает тему двойничества и обещает интересное противостояние, к сожалению, спрямленное режиссером.

Вообще, смотреть первый акт интересно: муж Вассы Сергей Петрович – народный артист РФ И.Богодух в своем непродолжительном появлении на сцене успевает сыграть личность сильную, притягательную и преступную – прямо-таки Свидригайлов. Убийственный конфликт супругов, их отношения, за которыми – целая жизнь с ненавистью и любовью, – простроены, осмыслены и прожиты актерами. Состоялись работы молодых актрис. Е.Березина играет Наталью яркой раскованной девицей, представительницей «золотой молодежи» со всеми вытекающими. У А.Денисовой Людмилка – мягкая, неловкая, все в ней мило: плавный овал лица, движения плеч, то, как она ставит ступни при ходьбе – строго параллельно, актриса не косолапит, а лишь намекает на болезненную неправильность походки. Понятно, что девочки, такие разные, выросли в одной семье, их связывают одни горести и радости, они, каждая по-своему, любят мать. Как взлохмаченная злобная птица, влетает на сцену Прохор Борисович, брат Вассы – С.Власов. Лишь разговаривая с Людмилкой он светлеет. В этом доме много светлого, молодого. Здесь умеют веселиться от души. Скрытые злодейства, конечно, здесь могут уживаться с удалью, а вот гнетущее лицемерие – вряд ли. Спасибо художнику за детали, которые относят нас все же не только к современности: очарователен маленький настоящий самовар, который выносит горничная. Вполне классическая музыка (композитор О.Коваленко) ненавязчиво цитирует тему песни «Наутилуса» «Скованные одной цепью». И таких говорящих вешек много – опираясь на них можно было построить многозначное целое. Не вышло. Во втором акте на сцену ворвался митинг, потерялся смысл бесконечно проговариваемых слов, нарушился темпоритм, потерялась логика.

Новошахтинский муниципальный драматический театр представил «Чёрного монаха». Инсценировал знаменитый мистический рассказ А.П.Чехова, написал к нему музыку и осуществил постановку московский режиссер Игорь Древалев, завершив трилогию, посвященную духовным исканиям человека. Мне не довелось видеть его «Очарованного странника», но «День без даты» – вариации на темы «Мертвых душ» и других произведений Гоголя – произвел очень сильное впечатление.

Древалев ставит перед юными артистами Новошахтинского театра сложнейшие профессиональные и человеческие задачи. Усилия, вложенные в эти работы, огромны. Результат разный. Если Гоголь кружил и ворожил, актеры в основном не только понимали режиссера, но и воплощали его замысел – и художественный и философский, причем не просто адекватно – красиво, то с «Черным монахом» все не так гладко. Быть может, сыграл против исполнителей чужой зал – новошахтинцев в родном городе любят и понимают с полувздоха, а в Ростове именно им достался самый шумный и невоспитанный зритель. Да и размеры театра немаловажны – камерное обжитое пространство или большая сцена. Но, с другой стороны, то, что актеры не сумели забрать зрительское внимание, играя на чужой площадке, говорит о недостатке опыта и мастерства, о слишком большой ответственности, которую переложил на их плечи режиссер, не построив достаточно жестко композицию, ритм, перемудрив с задачами. В этом спектакле даже не всегда понятно, что по большому счету хотел сказать режиссер – его послание дробится на множество высказываний, тонет в игре, перетолковывании понятий.

При взгляде на декорацию Юрия Сопова из груди вырывается вздох: о, этот дивный мир! То есть сад. Дремучий сад. Пронизанный мерцающим, говорящим, живым светом. Призрачный за прозрачной пеленой. Пахнущий свежестью или тлеющими листьями, сметенными в костры. Свисающие сверху ветви обрамляют сцену, удаляясь вглубь, создают ощущение бесконечной перспективы, из которой впервые появляется Черный монах, будто бы идущий по воздуху. В разном приближении к залу на сцене раскачиваются трапеции-качели, служащие, когда надо, и столом, накрытым к чаю, и кроватью, и беседкой, и лодкой. Их легкое движение непрерывно и говорит о зыбкости земного мира и устремленности к миру вечному.

Сад заявляет о себе как метафора сразу – это рукотворное чудо, создание знаменитого садовода Егора Семеныча Песоцкого, кое-как обжитое людьми «здесь», но это и природа, готовая захватить отвоеванную человеком площадку, насылающая гусениц, родственная не только стихии, но и мистическому «там». С первой же сцены ясно – в этом саду прошло детство магистра философии Андрея Васильевича Коврина, он отсюда, явление ему Черного монаха – в том числе и следствие этой мистической связи с дремучим садом. Молодость Михаила Сопова, исполнителя роли Коврина (хоть ему и приклеили аккуратную бородку), – в этой концепции весьма кстати. Несмотря на годы, проведенные в столице, он не только «отсюда» – он не оторвался от этого лона, он «здесь», а значит – «там». В связи с этим возникают очень красивые аллюзии к «Вишневому саду», акцентируемые режиссером и актерами легко, весело – все разговоры о гибели сада, о волнениях за его дальнейшую судьбу как-то несерьезны, шуточны и в то же время медитативны. А музыка и запах ароматных палочек то и дело напоминают о Шамбале.

Песоцкий Сергея Недилько хоть и знаменитый садовод и автор научных трактатов, но прежде всего – свой в саду, «лесной», бывалый человек, леший. За ним и за Таней (Мария Третьякова)(Мария Третьякова) тянутся отсылы к «Дяде Ване» и «Лешему», но Коврин, конечно, не профессор Серебряков. Его упоение жизнью искренно и истинно. Начинается все с общей игры, забавы, театрализации встречи Песоцких и Коврина. Тут в ход идут и деревянные мечи с прочей бутафорией, и стихи, и танцы, и суетливая беготня. В этом счастливом, сложном, одухотворенном мире все должно быть хорошо, любовь безгрешна, взаимопонимание, вернее, взаимочувствование – полно.

Причина конфликта, разрушающего гармонию, не в том, что герои принадлежат разным реальностям, знают разную правду, имеют разные представления о норме и патологии личности. Тут дело в языке и форме общения – друг с другом и садом. Таня и ее отец – служители сада, практики. Коврин вышел «на контакт» с духом того мира, который воплощает сад. Или дух вышел на контакт с Ковриным. И это приобщение «не по чину» рушит паритет, рождает взаимное недоверие, сад разводит языки героев, по-разному видящих строительство вавилонской башни служения человечеству.

В спектакле так много красивых деталей, придумок, ответвлений от основной линии, вторых и третьих планов, цитат из предыдущих постановок Древалева, что в какой-то момент начинаешь терять логику происходящего. А главное – напряжение молодых актеров, играющих Песоцких, особенно Марии Третьяковой, мешает читать текст спектакля. В какой-то момент мне стало казаться, что все мое восприятие режиссерского высказывания было ошибочно, а на самом деле спектакль о другом: больное воображение Коврина одушевило деревянных куколок-обывателей. Они его вылечили – и он, потеряв себя, потерял и их, увидев такими, как есть. И сад погиб.

Самыми отрадными в драме – современными, ансамблевыми, лукавыми, пусть не безупречными, но цельными, – оказались спектакли по пьесам А.Н.Островского. «Лес» ставят нередко. Пьеса выигрышная, яркая, актерская, даром что про актеров. Даже не в самых удачных спектаклях бредущие из Керчи в Вологду Счастливцев и Несчастливцев срывают аплодисменты. Из последних виденных все были замечательные – Александр Баргман и Алексей Девотченко в питерской постановке Григория Козлова, Дмитрий Назаров и Авангард Леонтьев у Кирилла Серебренникова в МХТ. Как правило, Несчастливцев соответствует авторскому тексту – орала: громогласен, старомодно пафосен, добр, благороден. Счастливцев – плутоват, приземлен, бит жизнью и людьми, беспринципен, озлоблен, способен на предательство.

В «Лесе» Казачьего драматического театра (Новочеркасск), постановке худрука Леонида Шатохина, бродячие артисты юны. Несчастливцев – Евгений Клеманов – худощав и не слишком внушителен, старается говорить баритоном, подбавляет темперамента, но часто по-мальчишески переходит на крик. Что же касается благородства и доброты – этого не отнять. Счастливцев – Роман Пуличев – фигура, конечно, комическая, но верится, что и вправду начинал как герой-любовник: подобно красавчику Клуни в фильме братьев Коэнов «О, где же ты, брат мой», этот Аркашка озабочен своей внешностью (и даже сеточка для волос у него есть!) и успехом у женщин. При этом он добр и безответен как божия коровка, на подлость не способен в принципе. Искренне удивляется, что удалось не только затащить бабенку в кусты, но и поживиться от ее щедрот. С ним Улита – заслуженная артистка России Людмила Фадеева преображается из долговязой плоскогрудой уродины, наушницы хозяйки, буквально роющей носом землю (она передвигается, согнувшись, будто берет след, выскакивает из самых неожиданных мест, подползает, подслушивает, подглядывает…) – в миловидную и жалостливую русскую бабу. Гурмыжская – заслуженная артистка РФ Ирина Шатохина – артистка в жизни. С каждым персонажем она усердно пытается играть какую-то новую роль, талантливо, но неумело и потешно. Вначале выкатывается, как колобок, в круглом розовом кринолине, с грудками, вываливающимися из корсета, – уютная домашняя пышечка. Берется за рукоделие – вдевает слишком длинную нитку в иголку, мучается с ней, оттягивает пяльцы на длину руки. Берется за вязанье – путает шерсть, не знает, как быть со спицами. Но как ласково мурлыкает, скромно потупившись и кокетливо стреляя глазками из-под ресниц. Появляется воспитанница Аксинья – и вот уже Гурмыжская – деспот, рыкает аки зверь, гаркает, тиранствует. Комизм в том, что Аксинья – Е.Климанова, как и Улита, на голову выше благодетельницы. Да и спуску не дает – отвечает на том же языке, демонстрируя строптивость, будто давно заведенный ритуал исполняет – реплики подает. Буланов, которого сейчас стали играть как прожектера, хитрого приспособленца, у Сергея Демакова – безмозглый двоечник, которому свезло. (С ним Гурмыжская роскошно призывна.) Поначалу он не знает, чего больше бояться – барской любви или барского гнева, если не угадает, чего требуется. Когда поутру после его грехопадения Карп (невозмутимый Александр Иванков) входит в спальню с докладом, дурашка Буланов в ужасе сигает под кровать. Осознав не без труда перемену своей участи, учится перед зеркалом значительности: строит рожи, отрабатывает жесты, выпячивает грудь, ступает, важно, по-журавлиному, вытягивая вперед длинные ноги. Свои первые «хозяйские» слова произносит по бумажке (а Гурмыжская в пышном платье а la «царство Флоры» слушает с гордостью училки – наверняка сама шпаргалку сочиняла).

Этот режиссерски продуманный и выстроенный, актерски весело и энтузиастически сыгранный спектакль местами «переперчен», артисты порой пережимают, но прощаешь – за свежесть, лихость, увлекательность. К сожалению, Л.Шатохин худший сценограф, чем режиссер. Умный, но не рукастый. Ветки, пеньки, огромная кровать – все к месту, все обыграно, но воплощено как-то формально, выдает и отсутствие у театра средств. То же и с музыкальным оформлением Е.Рубцова – подбор цитат от классики до Николая Расторгуева и Земфиры забавен, но прямолинеен и иллюстративен.

Второго Островского представили хозяева фестивальной площадки – недавний новый главреж Молодежного театра Геннадий Крук поставил «Последнюю жертву». Здесь, напротив, с режиссером из Санкт-Петербурга работала команда классных профессионалов – все к месту, все работает на целое, все интеллигентно: сценография Андрея Запорожского, костюмы Натальи Пальщиковой, музыкальное оформление Алексея Екимова, сделанное совместно с режиссером. Эту постановку точнейшим образом отрецензировала в «СБ, 10» № 6-96 Людмила Фрейдлин. Могу добавить лишь, что меня как зрителя покорили актеры – Светлана Садикова, играющая Юлию Тугину женщиной почти святой, не способной к притворству и потому покорившей Прибыткова, человека жестокого и довольно страшного, несмотря на ужимки и прыжки фигляра (Виталий Филипповых). В этом спектакле красавец Дульчин – Вадим Шанаурин – осознает, что совершает подлость, но, как алкоголик, не может остановиться. Салай Салтаныч – заслуженный артист РФ Николай Ханжаров с печальным любопытством наблюдает за ярмаркой тщеславия (именно ярмарочная балаганная карусель с персонажами – лошадками и наездниками – в основе концепции). Интересны, необычны и другие актеры. Психологически проработанный зрелищный спектакль грешит разве что не всегда уместными вставными эффектами (желание обязательно развлечь публику, недоверие к ней, впрочем, обосновано – молодежная аудитория в Ростове-папе трудная) – «видения» Юлии разыграны в лицах – это сцены гипотетического приворота Дульчина и свадьбы его с Ириной Лавровной. Вторая удалась, первая – нет, но композиционно, конечно, необходимы обе. К области «видений» относится и очень даже уместный образ вдовы Пивокуровой (Наталья Аскарова). Наблюдателя от автора и всех слуг – Сакердона, Василия и Мардария играет Сергей Беланов, которому приданы демонические и вместе с тем иронические черты. Артист великолепен, хотя лучше всего удалась ему роль Сакердона, выполненная на грани аттракциона.

...В этом году «Декада» проходила в семнадцатый раз, а театральный Ростов чествовал своего губернатора Владимира Чуба, награжденного национальной театральной премией «Золотая Маска» в номинации «За поддержку театрального искусства». Все театры восприняли эту награду с искренним воодушевлением, не разбирая очереди, которую занимают за этой поддержкой, впрочем, очевидной. А донские театры ее очевидно достойны.