Премьерой в очередном театре «Идиота» Достоевского никого не удивишь: слишком притягателен роман, где кипят страсти и настолько хорошо вылеплены автором характеры героев, что только покажись на сцене и назови себя, так потянется за именем шлейф собственных ассоциаций.
В Новошахтинском драматическом театре — премьера того самого «Идиота». И сразу стоит сказать, что спектакль так отличается от увиденных прежде трактовок (хотя и использована инсценировка Товстоногова), что поневоле поаплодируешь постановщику (режиссер — Михаил Сопов) за такую смелость.

 

 

 

Режиссер вытащил на сцену всю поэзию, заключающуюся в этом произведении, сделав князя Мышкина практически не больным, а обычным нормальным человеком, что абсолютно в русле авторской идеи: ну, разве вспомнишь в романе поступки князя, характеризующие его как больного?!….

Смотрит на этот мир Лев Николаевич (Александр Скулков) широко открытыми глазами «маленького человека (совсем в традициях русской литературы) и воспринимает его согласно тому, какими в его представлении должны быть люди. Когда же сталкивается с тем, что есть на самом деле, он огорчается и сообщает об этом так просто и ясно, что еще больше подстегивает кипящие страсти.

Этот камертон в виде появившегося из Швейцарии называющего себя больным человека заставляет появляться ” скелеты из шкафов» всех героев: герой Скулкова своим молчанием словно провоцирует выплескивание не самого лучшего, что есть в окружающих. И принимая эти «удары эмоций», он словно тростник на ветру сгибается от боли, но не ломается. Сломает же его окончательный уход Настасьи Филипповны.

 

Центр спектакля — она, Настасья Филипповна Александры Соповой, практически идеальное воплощение героини Достоевского. Она, как и князь, играет роль брошенного в воду камня, расходящиеся круги от которого проявляют характеры всех окружающих. Чего только стоит ее царский жест в сторону вытащенной из огня пачки денег, оставляющий все Ганечке Иволгину (Валерий Золотухин).

Художник спектакля (Юрий Сопов) подчеркивает ее независимый характер красными одеждами, которые, похоже, действуют на мужчин как мулета в корриде. Костюм Настасьи четко рифмуется с огнем камина, пылающего в глубине помоста, давая понять. как похожи пожирающий деньги огонь и она, не оставляющая шансов избежать ее чар никому из окружающих.

 

 

Известно, что спектакль сделан быстро, потому актерам предстоит дальнейшая работа над внутренней сутью своих персонажей: Артему Иванову (Рогожин)- над сумасшедшей удалью и мучающей его мрачной страстью, Екатерине Скрыпник (Аглая) — над процессом рождения мучительной и терзающей ее любви к Мышкину.

А как хороши герои Максима Летучего (Лебедев) и Вадима Шишкина (Фердыщенко), почти клоунские характеры которых созданы в острой манере, так оттеняя происходящее.

Нельзя не отметить и Тоцкого, в содержанках которого состояла Настасья Филипповна. Актер Анатолий Матешов не произносит на сцене ни слова, но единственный его жест, утаскивающий горничную под помост, характеризует его персонажа полностью.

Заставляют смотреть на происходящее немного со стороны высвечивающиеся на помосте надписи, не только обозначающие место действия (а на сцене место действия одно — то ли помост, то ли эшафот, то ли подиум, все время «подающий» героев крупными планами), но и как бы комментирующие его — вроде «странно играют, не правда ли?»

 

 

Основа сценографии — уже упомянутый черный помост, полиэтиленовый занавес, который, снятый, становится чем угодно — и свет (художник по свету Борис Михайлов). Появлением из лучей светового занавеса князя Мышкина и заявлена точка отсчета всего действия.