«« Перейти в раздел "Пресса"

Лабораторная работа, или «С нуля — на отлично"

Всероссийский молодежный форум-фестиваль «ARTмиграция»

Театральный центр СТД РФ «На Страстном», 11 сентября 2013 г.

Новошахтинский драматический театр

И.Вилквист «Ночь Гельвера»

режиссёр - Кирилл Вытоптов, художник - Нана Абдрашитова.

Карла - Олеся Агрызкова, Гельвер - Михаил Сопов. "Ночь Гельвера". Новошахтинский драматический театр - 2012 г. © Ольга Сопова

Спектакль «Ночь Гельвера» появился в Новошахтинском драматическом театре благодаря лаборатории Театра Наций, который уже несколько лет успешно знакомит молодых режиссёров с театрами малых городов России, а затем — через фестивали и гастроли представляет сами театры их коллегам в более избалованных вниманием театральных центрах. Уже немало было сказано и написано о том, как важны для лабораторных показов адреналин и стресс работы днями и ночами, когда «уже завтра премьера», а артисты ещё не запомнили ни имя своего персонажа, ни, может быть, фамилию режиссёра и тем более драматурга. Но в случае с «Ночью Гельвера» режиссёра Кирилла Вытоптова в Новошахтинском драматическом театре, мне кажется, наиболее показателен совершенно другой тип стресса — ситуации, когда молодого режиссёра неожиданно ставят перед чужим ему текстом, как артистов — перед фактом опасно близкой премьеры. Как признался режиссёр на обсуждении после показа спектакля на форуме-фестивале «АртМиграция» в Театральном центре «На Cтрастном», пьесу европейского драматурга Ингмара Вилквиста ему «предложили». Первая его реакция на текст была «О, господи!», и, попав в театр, Кирилл Вытоптов вынужден был искать отправную точку для спектакля не в рождённой в муках бессонных ночей режиссёрской интерпретации или концепции, а в тех актёрах, с которыми ему пришлось работать.

Карла - Олеся Агрызкова, Гельвер - Михаил Сопов. "Ночь Гельвера". Новошахтинский драматический театр - 2012 г. © Вера Волошинова

Действительно, пьеса после первого прочтения оставляет ощущение невероятной прямолинейности своего «мессэджа», подкрепляемого бесконечно экспрессивной пунктуацией. Каждая строчка очень громко и отчетливо кричит в уши читателю о том, как страшно видеть гримасы доброты, милосердия, доверия и жертвенности в искажённом зеркале идеологии. Фабула и персонажи также напрашиваются на вполне однозначную интерпретацию. Немолодая одинокая женщина, Карла пытается накормить ужином своего приёмного сына Гельвера, больного юношу с заметной задержкой в развитии. Гельвер вместе с отрядом нацистов только что стал участником погрома, освоил азы строевой подготовки и теперь в приподнятом, возбуждённом состоянии духа пытается превратить в солдата Карлу. Естественно, из лучших побуждений. Естественно, отказываясь от ужина. После гениально отвратительной сцены строевой подготовки на кухне, Карла, словно взвалившая за эту ночь себе на плечи ношу усталости тяжестью в целую жизнь, рассказывает Гельверу историю о своей родной дочке, погубленной ею девочке-инвалиде. История прерывается звоном разбитого стекла в квартире и криками с улицы. Внезапно ожившая, выговорившаяся Карла деятельно собирает Гельвера в дорогу и отправляет подальше от ставших опасными беспорядков на улице. Естественно, уже поздно, и Гельвер никуда не уезжает. Карле остается последнее — подарить Гельверу возможность избежать если не уготованного ему конца, то хотя бы унижения и побоев, с ним связанными. Себе в такой милости она отказывает. Если представить себе этот текст со всеми его многочисленными возгласами и плачами на сцене, становится одновременно и жутко, и скучно. Дидактический пафос истории и зашкаливающий эмоциональный накал бесконечных восклицательных знаков заранее давит где-то в районе затылка и кажется неуместно несовременным, даже при вполне злободневном содержании.

Карла - Олеся Агрызкова, Гельвер - Михаил Сопов. "Ночь Гельвера". Новошахтинский драматический театр - 2012 г. © Ольга Сопова

Но Кирилл Вытоптов и артисты Новошахтинского драматического театра Олеса Агрызкова (Карла) и Михаил Сопов (Гельвер) вместе сумели придать этой истории объем и недосказанность. Этот процесс «адаптации» несовременного текста к современному театральному языку никогда не состоялся бы без «лабораторного заказа» на пьесу. Первое, что делает Кирилл Вытоптов в спектакле — с равной Ингмару Вилквисту прямолинейностью и экспрессией обрушивает на зал из колонок крики «Сволочи! Бей сволочей!». Первые пять минут это раздражает своей очевидностью и отвлекает от происходящего на сцене, но потом постепенно привыкаешь, да и артисты окончательно отвоевывают законное внимание зала на себя. И вот когда где-то после пятнадцатой минуты действия ловишь себя на том, что звуки не прекратились, по спине пробегает неуютный холодок. Потому что ты их больше не замечаешь, они могут кричать весь спектакль, частная история этой семьи всегда будет интересовать тебя больше. Наши частные истории всегда будут интересовать нас больше, чем расправа над кем-то на улице, тем более, если мы слышим шум драки и крики из окон каждую ночь. Персонажи не замечают криков, зал не замечает криков, артисты тоже не замечают криков. Крики также незаметно затихают. Но незаметно это только до тех пор, пока Карла не заводит пластмассовые игрушки Гельвера: тогда скрип гусеницы игрушечного танка и механически перебирающий коленками солдатик, распростёртый по-пластунски, внезапно раскраивают нам череп своими наивными выстрелами. Мы заигрались, непозволительно заигрались, но моторчик войны и ненависти уже завели и он не умолкнет, даже если игрушка упадет и перевернётся. С тупым упорством озлобленный солдатик будет вечно перебирать коленками в воздухе, продолжать свою бесконечную войну, пока мы строим вокруг себя баррикады из повседневных  семейных хлопот.

Гельвер - Михаил Сопов. "Ночь Гельвера". Новошахтинский драматический театр - 2012 г. © Ольга Сопова

Олеса Агрызкова и Михаил Сопов играют семью самозабвенно и с азартом, они замечательно замыкаются друг на друге и делают процесс «подглядывания» за четвертую стену как никогда притягательным, почти неловким для зала. Иногда они заигрываются и закатывают совершенно невероятные истерики, которые и сошли бы за переигрывание, если бы делались с расчетом на зрителей в зале. Но это только друг для друга — как нередко мы демонстративно хлопаем дверью или в исступлении бьем тарелки, надеясь произвести впечатление на домочадцев. Ворвавшаяся было в тесный семейный мирок улица с криками, береткой и флагом Гельвера быстро сдает позиции и отступает под натиском дипломатии и психологии домашнего разговора о супе на ужин. И до дрожи страшная сцена строевой подготовки Карлы из пьесы внезапно приобретает невинный оттенок детской игры. Теперь нечеловеческая реальность происходящего не сразу хватает тебя за горло, но тихонько подкрадывается сзади и затем неожиданно обрушивается на голову, как ушат ледяной воды, возвращает от игры к реальности и отрезвляет. Исповедально-горькая история о погубленном младенце, очень тяжело дающаяся в пьесе, где приходится прорываться через горы вздохов-многоточий и ремарок в духе «плачет, скулит», в спектакле рассказывается Карлой непринужденно, с ласковой интонацией, похожей на ту, с которой мы читаем сказку на ночь. И от контраста бьющего хлыстом текста и елейного голоса Карлы возникает новый уровень ужаса: кого она сейчас хочет обмануть этой интонацией — защитить от шока ранимого и доверчивого Гельвера или спасти себя от уколов совести? Эта недосказанность слишком громко говорящего текста, которую Кирилл Вытоптов и артисты привнесли в спектакль, аккуратные штрихи, вскрывающие сложную систему сожалений и уловок бессознательного на фоне конкретных исторических обстоятельств— безусловная удача спектакля. Благодаря ей знакомая модель — мать и приёмный ребенок — разворачивается перед нами вполоборота и мы уже не понимаем, что на самом деле творится в этой семье. Может быть, отношения Карлы и Гельвера, почти ровесников, не лишены отголоска эдипова комплекса — ведь Карла так подчеркивает свою женственность, а Гельвер так отчаянно стремится к мужественности? Может быть, Карла так и не приняла Гельвера, как не приняла когда-то свою маленькую дочку — и финал пьесы на самом деле никакое не милосердие, а расправа? Правильно поставленные вопросы нередко куда ценнее правильных ответов. Режиссёрской недосказанности вторит и художник спектакля Нана Абдрашитова. Скромные декорации с первого взгляда кажутся очень простыми и функциональными: деревянный помост под наклоном, на нём светлый сервант с гордо выставленным на показ сервизом. Стол. Стул. Стоп. Помост на самом деле не просто деревянный, он сколочен из пары десятков старых дверей. Что это — временный барак из подручных материалов вместо квартиры, мир бесконечных возможностей или наоборот, безысходности запертых путей? Одна из дверей на полу вскоре распахнётся, но куда она ведет – на свободу или в подвал, который захлопнется, стоит вам скрыться за порогом?

Карла - Олеся Агрызкова. "Ночь Гельвера". Новошахтинский драматический театр - 2012 г. © Вера Волошинова

На посуде в серванте, символе крепкой семьи и мещанского благополучия, нарисованы трогательные петушки, но одна тарелка уже разбита. Её склеили и водрузили на место — безрезультатно, атмосфера гармонии и спокойных будней в этот дом уже не вернётся. Цветочные узоры на скатерти и обоях, видных за расписанными тарелками под стеклом серванта (будто он стоит без задней стенки) тщетно стремятся добавить в «комнату» немного уюта. Художник по свету Борис Михайлов, старательно отбирает у пространства последнюю надежду на звание «дома-крепости», то наполняя сцену дымом и пуская поверх него резкие лучи света, словно ищущие вражеские самолёты в низких облаках, то заливая всё резким больничным светом, отбирающим у вещей их законное право на тень. Безразлично-ровный свет, заливающий сцену большую часть действия, равно как и окутывающие её клубы дыма, одинаково точно характеризуют спектакль. Здесь нет слишком ярких акцентов или однозначных позиций, как «правильно» понимать так называемую «основную идею спектакля» нам не подсказывают. Может быть, тут и нет ничего такого, а, может быть, всё сразу и есть эта идея — зацепиться не за что. Но, несмотря на режиссёрскую «ноль позицию», спектакль не отпускает ни на секунду, артисты играют с таким очевидным удовольствием и самоотдачей, что, пожалуй, одного этого уже достаточно для успеха. И в этом смысле «Ночь Гельвера» — очень показательный пример того явления, которое стало для меня главным открытием фестивальной программы АртМиграции, а также главным показателем успешности «лабораторной работы» в театрах по всей стране в больших и малых городах. Это трогательная дружба и потрясающее взаимопонимание, которое возникает у молодых режиссёров и артистов тех театров, куда они приезжают, пусть даже всего на три дня. Я вижу в этом знак самого интенсивного обмена опытом и почву для взаимного, плодотворного, «эволюционного» развития для всех: режиссёров, артистов, театров. Потому что если есть такая потребность в диалоге, в эксперименте, такое желание работать, что даже абсолютно «чужой» текст можно за три дня сделать «своим», а потом ещё и довести до замечательного спектакля, который не стыдно показать в Москве на фестивале, то все разговоры о грядущем «уничтожении русского театра» абсолютно безосновательны.

Фотографии с сайта Новошахтинского драматического театра: http://www.nmdt.ru/performance/83/

Анастасия Колесникова